Хүндэтэ манай эдир нүхэд , Һургуулидаа буряад хэлэ,уран зохёол ямар программаар үзэдэгыетнай анхаралдаа абажа,3 үгүүлэл дурадханабди ӨӨрын бэлэдхэл,һонирхолоор нэгэ үгүүлэлынь шэлээд,авторай гол бодол алдангүй,үгэ хэлэнэйнь удха хазагайрулангүй эхэ хэлэн дээрээ оршуулагты Амжалта тандаа хүсэнэбди!
Чарская Лидия Алексеевна (ЛИДИЯ ВОРОНОВА)
Лидия Чарскаягай зохёолнууд өөрынь ажабайдалтай холбоотойгоороо, уран һайханай найруулгын талануудаараа уншагшадай һонирхол татадаг. Илангаяа «Записки гимназистки» повестинь олон уншагшадта мэдээжэ болонхой.
Ородой уран зохёолшон Лидия Чарская 1875 ондо январиин 31-дэ Царское село гэжэ һууринда түрэһэн юм. Тэрэ Санкт-Петербургын эхэнэрнүүдэй институдта һураһан, тэрэ сагаа зохёолнууд соогоо уранаар бэшэдэг байгаа. Бэлигтэй уран зохёолшын 20 жэл соо бэшэһэн туужа, үгүүлэлнүүдынь хамта дээрээ 80 гаран зохёолнууд болодог. 2003 ондо режиссёр В. Грамматиков «Сибирочка» гэжэ зохёолойнь удхаар фильм буулгаһан юм. Уран зохёолшо Лидия Чарская 1937 ондо наһанһаа нүгшөө.
Из повести «ЗАПИСКИ ГИМНАЗИСТКИ»
КОШКА
(сокращённый вариант)
Урок педагогики подходит к концу. Пожилой учитель в синих очках и с крупной гладкой лысиной, объяснив заданное к следующему дню, спрашивает одну из лучших учениц класса.
Раиса Селиванова, полная рослая блондинка, самая усердная из всех семиклассниц, очень толково докладывает учителю о логике души ребенка.
Голос у Раисы монотонный и мягкий, как бархат. Под этот голос можно уснуть. А глаза у Раечки прозрачные, всегда ровные, безмятежные глаза. У Маруси Капоровой совсем другие. Черные, небольшие, как изюмины, круглые Марусины глазки полны беспокойства и тревоги. Маруся волнуется как никогда. Это видно по всему: и по глазам, и по дрожащим губкам, и по той особенной манере крутить скромное бирюзовое колечко, к которой прибегает Маруся в исключительно трудные минуты жизни. Дело в том, что Маруся, будущая медалистка, следующая за Селивановой, вторая по достоинству, прекрасная ученица, к сегодняшнему дню не смогла приготовить урока так, как бы должна была его приготовить вторая по классу ученица. Вчера вообще уроки как-то не укладывались в голове Маруси.
Сейчас на уроке педагогики Маруся как на иголках. У Степанова (педагога) есть весьма странная привычка. Он имеет обыкновение спрашивать гимназисток по рангу их учебного преуспевания. Так после первой ученицы Селивановой он во что бы то ни стало спросит ее — Марусю. Маруся очень волнуется и наскоро торопится повторить урок. Она его знает, но… не настолько, чтобы ответ ее был бы достойным ответом второй ученицы класса.
Мысли Маруси скачут с удивительной быстротой. Селиванова уже заканчивает свой ответ, и педагог отпускает ее на место.
Маруся как сквозь сон слышит собственную фамилию. Встает и идет отвечать. Все кончено.
— Хоть бы что-нибудь помешало! Хоть бы что-нибудь случилось такое, что задержало бы на время ход урока, а то… а то… Прости-прощай, вторая награда!
Соседка Маруси, ее подруга Катя Шмырева, настоящий сорвиголова, несмотря на свои семнадцать лет, посвящена в тайну Маруси.
Бойкие глаза Кати на минуту скрываются за темными ресницами.
Понурая Маруся стоит у кафедры.
«Сейчас! Сейчас! — испуганно выстукивает ее сердце. — Сейчас! Сейчас!»
Она раскрывает рот, готовая начать то, о чем имеет довольно смутное представление, как неожиданно из угла класса слышится тихое:
— Мяу! Мяу! Мяу!
— Степан Федорович, в классе кошка! — почтительно поднимается дежурная с ближней скамейки.
— Ай, кошка, она может быть бешеная! — испуганно шепчет маленькая Инсарова, трусиха, каких мало.
— Мяу! Мяу! — уже громче проносится по классу жалобное кошачье мяуканье.
— Кошка забралась под скамейку, Степан Федорович! Позвольте ее выгнать!
Это говорит Катя, и ее мальчишеское лицо так и горит желаньем выкинуть что-либо несоответственное строгой гимназической обстановке.
Учителю далеко не улыбается перспектива вести урок под оглушительное мяуканье кошки, невесть откуда попавшей сюда. Поэтому он дает лаконичное приказание «найти и выбросить за дверь».
Поднимается невообразимая возня. Гимназистки с особенным удовольствием лезут под скамейки, и поднимается охота за кошкой. Они ползают по полу, ищут очень старательно, сталкиваются друг с другом, фыркают от смеха и ползают снова, тщательно вбирая в свои форменные платья и передники всю пыль, какая только имеется на полу.
Кке, очевидно, приходится не по душе охота за ней. Ее мяуканье приобретает еще более жалобный оттенок. Кошка точно молит о пощаде.
— Мяу! Мяу! Мяу! — слышится то в одном углу класса, то в другом.
Нечего и говорить, что при всем желании педагог не может спрашивать урока. А Маруся не имеет возможности его отвечать. В классе такой шум и суета, как будто сюда забралась не одна кошка, а целый десяток! Маруся с замирающим сердцем незаметно опускает глаза вниз и смотрит на часы, вынутые из кармана.
О, радость! Радость! До окончания урока осталось всего две минуты! И если благословенную кошку не успеют извлечь на свет Божий, то она, Маруся спасена! Положительно спасена!
— Дзинь! Дзинь! Дзинь! — неожиданно раздается в коридоре спасительный звонок.
— Ух! — облегченно вздыхает Маруся.
Педагог кивает ученице, точно извиняется, что не удалось доставить ей удовольствие новой блестящей отметкой.
— До следующего раза! — говорит он ласково ей в утешение, — видите сами, какая непредвиденная помеха! — и, раскланявшись с классом, спешит в учительскую.
Маруся еще раз счастливо вздыхает.
— Ах, как хорошо! Как все это хорошо! — вырывается из ее уст. — Милая, милая благодетельная кошечка, дай мне расцеловать тебя! — И она тоже становится на колени у ближайшей скамьи, готовая заодно с другими пуститься на поиски своей спасительницы.
Неожиданно перед ней появляется растрепанная голова Кати, ее серое от пыли платье и смеющееся задорное лицо.
— Целуй! — тоном, не допускающим возражений, командует Шмырева и подставляет Марусе разрумянившуюся щеку.
– Это за что? — недоумевает та.
— За что? Ах ты неблагодарная! — возмущается шалунья. — А что, по-твоему, даром я должна была мяукать, как сумасшедшая, целый урок?!
— Как… разве ты?.. — удивляется Маруся.
— Ха-ха-ха! Ну, конечно, я — кошка. Я и мяукала, я и ползала, я и выручила тебя… Не делай, пожалуйста, такого трагического лица. Все обошлось прекрасно, и тебе остается только расцеловать меня покрепче!
— Милая моя Катя! — и Маруся со смехом целует подругу, запыхавшуюся и красную как рак.
Кругом смеются. Никто не ожидал подобного исхода. А расшалившаяся Катя закрывает фартуком рот и под общий смех выводит, бесподобно подражая кошке:
— Мяу! Мяу! Мяу!
Борис Александрович Ганаго
Борис Ганаго 1927 оной ноябриин 14-дэ Омск хотодо түрэһэн. Екатеренбург хотын театральна институт дүүргээд, Волгоград, Минск хотын театрнуудта хүдэлөө Уран һайханда дуратай, соёл, литература ёһотоор сэгнэжэ шададаг Борис Ганаго хүүгэдтэ зорюулан олон зохёолнуудые бэшэһэн Тэрэнэй эгээл дуратай уран зохёолой жанр-үгүүлэл Зохёолнуудайнь геройнууд үдэр бүриин юрын ушарнуудые гүнзэгы удхатай болгожо, хүнэй сэдьхэлэй хүлгөө, гуниг баярые тодоор харуулна Борис Ганогой нэрэ бүхы дэлхэйдэ мэдээжэ болонхой юм Борис Александрович Беларуссиин Юрэнхылэгшын шангай лауреат, «Оюун ухаанай үгэ» гэһэн уран зохёолшодой нэгэдэлэй хүтэлбэрилэгшэ ябаһан габьяатай
БРИЛЛИАНТОВЫЕ СЛЕЗЫ
Появился на свет маленький человечек. Сначала новый мир испугал его, и он заплакал. Это были слезы страха. Потом он узнал родной голос мамы и успокоился. Шли дни, и он уже улыбкой отвечал на ее улыбку.
Как-то ранним утром он стал разглядывать росинки на цветах, на травинках. Они светились, отражая солнечные лучи. Каждая росинка сама как бы превращалась в маленькое солнце. Это созерцание было так поразительно, что у него самого из восторженных глаз выкатились крохотные росинки-слезинки. Только роса в саду скоро испарилась, не оставив и следа, а его слезки превратились в маленькие бриллиантики. Они изумительно переливались всеми цветами радуги, будто солнце изнутри озаряло их.
В другой раз он увидел в окно, как из гнезда выпал беспомощный птенец. Птенчик жалобно пищал, пытался взлететь, крылышки у него еще не выросли.
Мальчуган, еле-еле сам умея ходить, вышел из дома, чтобы помочь упавшему, но когда спустился с крыльца, то увидел облизывающегося черного кота, а рядом трепещущие пушинки.
И опять несколько слезинок-бриллиантиков скатились из его глаз.
Родители бережно хранили эти сокровища. Иногда они устраивали для себя праздник: доставали бриллианты и любовались ими. Они никому их не показывали, никому не говорили, что их сынок порой плачет обыкновенными слезами – слезами обиды, каприза, а порой – драгоценными. Это была их тайна. Они боялись, что злые люди похитят их сына и потому ни с кем не давали ему играть, боясь, что тайна будет открыта.
И мама, и папа окружили свое дитя заботой, буквально носили его на руках.
Мальчик вскоре привык к такому царственному почитанию. Ему стало казаться, что весь мир создан для него и все – его подданные. Он привык повелевать, становясь все надменнее и холоднее. Родители видели, как меняется сын, но уже ничего не могли поделать. Им казалось, что он навсегда разучился плакать даже обыкновенными слезами. Это глубоко огорчало их. Ведь когда-то это был такой чуткий малыш.
Шли годы. Силы родителей иссякали, они старились. Их надежды, что сын будет им помощником и защитой в старости и болезнях, давно растаяли, как утренняя роса. Сын был черств и равнодушен ко всем, кроме себя. Он на всех поглядывал свысока, как на рабов, никого не любя, никому не сочувствуя. Сердце его окаменело.
Ни одной слезинки не проронил он, стоя у гроба своего отца. Только задумался о чем-то. Когда умирающая мать попросила сына дать ей воды, тот поморщился, но принес. Подавая, он невольно обратил внимание, как ее трясущиеся руки никак не могли удержать стакан. Вода из него расплескивалась, а сам стакан звонко ударялся об ее зубы. Он впервые внимательно посмотрел на бугры, которые появились на когда-то нежных руках. Сколько же они переделали работы, заботясь о нем?
И вот теперь эти руки не могут сами даже удержать стакан.
Сын взял его и бережно поднес к ней. Она удивленно и благодарно взглянула на него. Глаза ее увлажнились.
Ему пришла мысль, что скоро он останется один на всем свете, и никто в мире больше не будет любить его так, как любила мать.
Он пожалел, что никогда в жизни ничем ни разу не порадовал ее, не согрел добрым словом или заботой.
Она жила для него, а для кого жил он? Она была для него матерью, а был ли он для нее сыном?
Вдруг глаза его затуманились, и что-то упало в стакан. Это был маленький бриллиант.
Василий Сухомлинский
Мэдээжэ багша, олониитын ажаябуулагша, Эсэгын дайнда хабаадагша, уран зохёолшон Василий Сухомлинский 1918 ондо Кировоградска тойрогой Васильевка һууринда хүдөөгэй багшын бүлэдэ түрэһэн юм. 1939 ондо Полтава хотын багшанарай институт дүүргээ. Шэлэһэн мэргэжэлдээ бүхы наһаяа зорюулһан багшын ажалай дүн «Сердце отдаю детям» гэһэн номынь болодог. Тэрэ номойнгоо түлөө 1974 ондо Гүрэнэй шанда хүртэһэн габьяатай. Үхибүүдые хүмүүжүүлхэ ажалынь уран зохёолдонь ехэ нүлөө үгэһэн юм.
КРАСИВЫЕ СЛОВА И КРАСИВЫЕ ДЕЛА
Среди поля стоит маленькая хатка. Ее построили для того, чтобы в ненастье люди могли спрятаться и пересидеть в тепле.
Однажды среди летнего дня небо обложили тучи, пошел дождь. В лесу в это время были трое мальчиков. Они вовремя спрятались от дождя и смотрели, как с неба льют потоки воды.
Вдруг они увидели: к хатке бежит мальчик лет десяти. Они не знали его, мальчик был из соседнего села. Он промок до нитки и дрожал от холода.
И вот самый старший из тех, кто убежал от дождя и сидел в сухой одежде, сказал:
– Как это плохо, что ты, мальчик, попал под дождь. Мне жаль тебя…
Второй мальчик тоже произнес красивые и жалостливые слова.
– Наверно, страшно очутиться в такую погоду среди поля. Я сочувствую тебе, мальчик…
А третий не сказал ни слова. Он молча снял свою рубашку и отдал дрожащему от холода мальчику.
Красивы не красивые слова. Красивы красивые дела.